В последние месяцы вокруг Ирана происходит много интересного. Даже если события не всегда творятся в Исламской Республике, многие из них напрямую касаются ее. В июле Тегеран получил нового президента после гибели Эбрахима Раиси, и им неожиданно стал реформатор Масуд Пезешкиан. Конфликт в Газе перерос фактически в ирано-израильскую войну, диверсии стали происходить даже в иранской столице, где был убит политический лидер ХАМАС Исмаил Хания. В декабре Башар Асад бежал из Сирии, что вынудило иранские войска покинуть свои сирийские базы. На днях ХАМАС и Израиль при посредничестве США, Катара и Египта достигли сделки о перемирии, а через пару дней, 17 января, Пезешкиан в Москве подписал договор о всеобъемлющем стратегическом партнерстве. Не успели в ИРИ отпраздновать сближение с Россией, как уже 20 января вступает в свои законные полномочия Дональд Трамп, скептично настроенный к иранцам.
С таким геополитическим бэкграундом Ирану приходится выстраивать свою внешнюю политику в 2025 году. После избрания Пезешкиана уже намечались изменения, хотя давление Израиля, поддержанного Западом, сокращало коридор маневров. Но тот факт, что на полях Генассамблеи ООН в сентябре иранская делегация начала переговоры с представителями США и ЕС, говорит о многом. В начале года иранцы встречались в Женеве с “евротройкой” (Франция, Великобритания и ФРГ) и тоже обсуждали ядерную сделку и отмену ограничений.
При предыдущей администрации Джозефа Байдена у Ирана были возможности продвинуть переговоры по реанимации Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД). Однако в Тегеране у власти были консерваторы во главе с Эбрахимом Раиси, а ближе к концу президентского срока Байдена конфликт в Газе и жесткая антиизраильская риторика Тегерана создали новые препятствия. После катастрофы с вертолетом Раиси власть в Иране снова стала более “либеральной”, но беда тут же пришла из Вашингтона – к власти возвращается Дональд Трамп, выведший США из СВПД в 2018 году.
В минувшие дни из Ирана поступил ряд любопытных новостей, свидетельствующих о том, что внешняя политика этой страны очень зависит от внешней конъюнктуры. С одной стороны, Тегеран пытается посылать позитивные сигналы на Запад и всячески открещивается от поддержки России на Украине. Официальный представитель МИД ИРИ Эсмаил Багаи заявил, что на переговорах с украинскими коллегами иранские дипломаты убеждали их в том, что иранцы не являются стороной конфликта.
“Когда появились утверждения о роли Ирана в конфликте на Украине, мы обсуждали это как с Украиной, так и с теми, кто выдвигал такие обвинения. Мы многократно повторяли свою позицию на переговорах с европейскими странами. Убеждены, что вовлечение других стран в украинский конфликт – деструктивный шаг. Если бы были хоть какие-то документы или доказательства [вовлеченности Ирана в украинский конфликт], мы были бы готовы это обсуждать”, – сказал Багаи на брифинге.
Россия и сама официально отвергает какое-либо военно-техническое сотрудничество с иранской стороной в рамках СВО, но факт оправдания Ирана перед Украиной красноречив. Для тех кто сомневается, напомним речь Пезешкиана на ГА ООН, в которой он сказал, что Тегеран никогда не одобрял боевые действия на Донбассе. Заявление было сделано, опять-таки, в контексте ирано-западных переговоров по СВПД. Повторение Багаи нейтрального курса наверняка направлено на то, чтобы не потерять доверие европейцев. Поддержка ЕС в свете президентства Трампа в следующие четыре года особенно важна.
Но тут же Багаи говорит о том, что Иран может выйти из Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), если западные страны используют механизм snapback. “Иран никогда ни с кем не обсуждал и не разговаривал насчет своего оборонного или военного потенциала. <…> Однако, если механизм snapback будет активирован, то наш ответ будет симметричен. У нас не будет причин оставаться в некоторых договорах”, – заявил дипломат. Процедура snapback содержится в СВПД. Она допускает восстановление всех санкций СБ ООН против Ирана, снятых в 2015 в рамках ядерной сделки.
Эти угрозы фактически говорят о готовности Ирана уже открыто разрабатывать ядерное оружие, чего Запад и особенно Европа не хотели бы допускать. Трамп тоже не хочет, ибо бомба Ирана будет представлять опасность безопасности Израиля и жизненно важным интересам США на Ближнем Востоке. Но республиканец считает, что Тегеран нужно склонять к уступкам через давление. Накануне заявления Багаи будущий помощник избранного президента США по национальной безопасности Майк Уолтц заявил, что администрации Трампа нужно в блажащий месяц “принять решения по Ирану”.
Уолт считает, что Иран сейчас ослаблен, и на него можно давить. Уничтожение главы ливанской группировки “Хезболла” Хасана Насраллы “привело к падению Асада”, что в свою очередь “изолировало” ХАМАС, говорит Уолц. Именно из-за ослабления “Хезболлы” в боях с Израилем и падения Асада ХАМАС пошел на сделку с Израилем, отмечал он.
“Противовоздушная оборона Ирана также уничтожена. Это момент для принятия ключевых решений, и мы примем их в течение следующего месяца”, – подытожил Уолтц.
Что в команде Трампа имеют ввиду под “ключевыми решениями”, еще не до конца известно. Но речь может идти об ударах по ядерным объектам Ирана, чтобы предотвратить разработку ОМУ. Еще 2 января портал Axios со ссылкой на свои источники передавал, что Байден еще месяц назад обсуждал со своей администрацией такой вариант. Советник Байдена по нацбезопасности Джейк Салливан представил своему шефу опции атак США по ядерным объектам, если Иран до 20 января предпримет меры по созданию ядерного оружия. По словам Салливана, ослабление ПВО и ракетного потенциала Ирана повысят шансы на успешный удар и снизят риск ответных действий Тегерана и региональной эскалации.
Байден, как видно, не решился на удар по Ирану, зато смог провернуть сделку по перемирию в Газе. Но сам факт обсуждения такой темы более умеренным демократом говорит о том, что ястреб Трамп точно не будет исключать силовые варианты. В бытность президентом он уже пошел на один эскалационный шаг, ликвидировав командира КСИР Касема Сулеймани. 13 декабря в газете The Wall Street Journal появились данные о том, что Трамп может действительно нанести превентивные авиаудары по ядерным объектам Ирана.
Если говорить о несиловых факторах, то президентство Трампа может серьезно подорвать карты Ирана в регионе. Уолц заявил, что новый президент США намерен расширить “Авраамовы соглашения”. “Я думаю, что мы можем перейти к следующему этапу “Авраамовых соглашений”. Я уверен, что мы можем их расширить, и это будет между Израилем и Саудовской Аравией, что станет огромным достижением. Это было основной целью правительства Нетаньяху на протяжении многих лет”, – сказал он в интервью CBS.
Саудовская Аравия уже почти собиралась признать Израиль, но начало конфликта в Газе сорвало эти планы. Теперь, когда Байден добился перемирия, саудиты могут себя вести увереннее. Палестина не будет мешать партнерству США и КСА. В Эр-Рияде все еще с подозрением относятся к иранскому влиянию через прокси-силы, так что саудиты были бы не прочь руками Трампа еще больше приструнить Тегеран.
В иранском руководстве наверняка понимают все свои уязвимые точки. Давление Трампа вкупе с ослаблением на Ближнем Востоке может дискредитировать внешнюю политику Ирана, даже если сейчас формально у руля стоит реформатор. Если Пезешкиан не сможет добиться компенсации за Сирию в ядерной сделке, то ситуация лишь усугубится. Пока что иранские политики заняты тем, чтобы успокаивать свою общественность. Грозясь создать ОМУ, они празднуют успех в Палестине, называя сделку по Газе “поражением Израиля” и победой “Оси сопротивления”.
Слова словами, но ведь в политике многое, если не все, зависит от конкретных действий и реального положения вещей. Иран все еще остается влиятельным игроком, и договор с Москвой для Тегерана – вынужденный шаг, чтобы сгладить неудачи в Сирии и показать Западу, что у Ирана есть политическая альтернатива. Но в какой точке окажется Тегеран в ближайшем будущем – ответ на этот вопрос зависит не только от Пезешкиана.